"Кок-Мурунское дело 6 сентября 1856 г. – когда штабс-капитан Соловцев, не дождавшись главных сил своих, один бросился в девятитысячную толпу коканцев и был моментально, пред глазами горсти казаков, обезглавлен".
Казáки, верные сыны,
Среди костекской мы долины!
Все трудности для нас легки,
Коль конь, мой верный предо мной.
Седлаю верного коня.
Ретивое трепетует,
И с тихой думой о себе
Мы завтра ожидаем бой.
Трёхгранна пика на бедре,
От глаза птица не уйдёт.
Мы каратальцев не нашли:
Причина та, что все запали;
Но мы в Кокан-город пришли,
Где нас совсем никто не ждал.
Их девять тысяч было душ ...
Нас вывел в поле Соловцов,
Бородину держать велел
Стрелками праву сторону,
Сам вздумал храбрость показать
Перед своими казаками:
Один влетел в толпу киргиз –
И жизнь свою окончил тут:
Его, как зверя, окружили,
Отсекли голову напрочь,
– Ура! – вскричали казаки, –
За командирской головой
Омоем шашки и штыки
Мы алой кровью басурман.
(Песни сибирских казаков. – Пг., 1916).
Среди костекской мы долины!
Все трудности для нас легки,
Коль конь, мой верный предо мной.
Седлаю верного коня.
Ретивое трепетует,
И с тихой думой о себе
Мы завтра ожидаем бой.
Трёхгранна пика на бедре,
От глаза птица не уйдёт.
Мы каратальцев не нашли:
Причина та, что все запали;
Но мы в Кокан-город пришли,
Где нас совсем никто не ждал.
Их девять тысяч было душ ...
Нас вывел в поле Соловцов,
Бородину держать велел
Стрелками праву сторону,
Сам вздумал храбрость показать
Перед своими казаками:
Один влетел в толпу киргиз –
И жизнь свою окончил тут:
Его, как зверя, окружили,
Отсекли голову напрочь,
– Ура! – вскричали казаки, –
За командирской головой
Омоем шашки и штыки
Мы алой кровью басурман.
(Песни сибирских казаков. – Пг., 1916).
Дело было на урочище Кок-Мурун в окрестностях солёного озера Ащыколь, в местности весьма недружелюбной: здесь река Сарысу, и без того слабосильная, приползшая с севера по пескам Голодной степи и растерявшая по пути почти всю воду и энергию движения, расплывается в заболоченный "язык" и в итоге теряется в песках.
Зима 1855/1856 годов выдалась снежная, Голодная степь покрылась коркой льда. В результате казахам Среднего жуза, бывшим в российском подданстве и подведомственным Акмолинскому и Каркаралинскому округам, не хватало скудной растительности для прокормки скота, и они ранней весной откочевали на юг, в долину реки Чу, надеясь там спасти свои табуны от голодной смерти.
Их сородичи из Старшего жуза (по-видимому, племени сиргели) – данники кокандских ханов, кочевавшие у северных отрогов гор Каратау (в песне они ошибочно названы каратальцами, следовало – "каратавцы" – по названию гор), не преминули воспользоваться возможностью поживиться и принялись время от времени угонять скот. Их поощряли и поддерживали военной силой кокандцы, а также дети и сторонники мятежного хана Кенесары, который к тому времени уже сложил свою буйную голову (в самом буквальном смысле: его обезглавили киргизы). Эти не упускали случая продемонстрировать российскому престолу, ктó (пока ещё) истинный хозяин в зачуйских степях, да и просто мелко нагадить.
В погоню за похитителями отправлялись казачьи отряды, сопровождаемые казахами-"потерпевшими". В мае 1856 года злодеи уже угоняли у собратьев до 15 тысяч голов разного скота. На их поимку был отряжён "отряд спецназа быстрого реагирования" Сибирского казачьего войска под командой есаула Катыбаева, имевший базу на урочище Караджар. К отряду примкнули казахи рода баганалы числом 600 человек. Тогда удалось отбить обратно 600 верблюдов, 200 лошадей, 6 000 баранов и 200 штук рогатого скота; половина же добычи всё же осталась у злоумышленников.
Что характерно, казачьему отряду было строго запрещено переходить пограничную реку Чу: это могло привести к нежелательному обострению отношений с Кокандом. Поэтому казаки, оставаясь на российской территории, поддерживали казахов российского ведомства лишь морально. Тем приходилось самостоятельно дерзкой вылазкой набегать на аулы воров, угонять скот, который попадётся под руку (свой, чужой – разве тут разберёшь) и стремглав мчаться к спасительной реке, под прикрытие казачьего отряда.
Кокандцы и зачуйские казахи, пытаясь возвратить скот, в мае рискнули было проскочить "запретную черту" Чу, переправились через реку и напали на наш отряд, однако были отброшены. Здесь уже казаки не тушевались и преследовали противника, форсировав Чу, не считаясь с запретом: речь шла уже не о прикрытии "гражданской" экспедиции, но об открытом нападении на наш военный отряд на нашей же территории. "Зачуйские" тогда потеряли до 300 человек убитыми, с нашей стороны было убито 32 и ранено 48 казахов. Среди казаков потерь не было.
В июле история повторилась, только в бóльших масштабах: счёт угнанного скота шёл на десятки тысяч. Предстояла крупная экспедиция для наказания виновных. Здесь сил одного Караджарского отряда уже не хватало, и на его усиление из укрепления Актау (Актавского) был выслан отряд под командованием штабс-капитана Павла Соловцова. Он, окончивший курс в Александровском Брестском кадетском корпусе, числился в Олонецком пехотном полку и состоял в должности старшего адъютанта начальника Области сибирских киргизов. К отряду примкнули 400 человек "наших" казахов.
Миновав пески Жеты-Коныр, отряд Соловцова соединился с Караджарским отрядом есаула Катыбаева. Соловцов принял командование соединёнными силами, которые состояли из четырёх офицеров, 11 урядников, 200 казаков, 26 конных артиллеристов, при двух трёхфунтовых орудиях и двух ракетных станках. Звучит внушительно, но до тысячных сводных казачьих отрядов времён охоты на Кенесары соловцовскому войску было далеко.
К 19 августа отряд прибыл на берег Чу, к броду Тасты-Куль, и расположился там лагерем. Состоявшие при отряде казахи были посланы в зачуйские пределы. Казаки же на сей раз смело пересекли границу (не было запретительного приказа?) и медленно подвигáлись следом, готовые в случае чего прийти на помощь. Через неделю казахи возвратились с отбитой у похитителей частью утраченного. Компенсация состояла из баранов числом до 40 000, 700 голов рогатого скота и 50 верблюдов. Отряд двинулся в обратную сторону.
Тем временем кокандское войско числом до двух тысяч человек явилось в горы Каратау с намерением пограбить тамошних казахов. То, что те были подданными кокандского же хана, никого не смущало: грабить казахов, пусть даже они собственные "налогоплательщики", в Кокандском ханстве считалось совершенно естественным. Узнав же, что русские угнали множество скота, кокандцы, ободрённые малочисленностью казачьего отряда, решили отомстить за своё недавнее поражение, а заодно и поживиться.
Русский отряд 5 сентября вместе с верноподданными казахами и отбитым скотом остановился ночевать у брода на реке Чу. Тут-то и начались роковые для Соловцова события. Сначала Катыбаев, шедший в арьергарде, проходя мимо брода, заметил много свежих конских следов, что говорило о близости неприятеля. Есаул доложил о своём наблюдении Соловцову, но тот не обратил на это внимания.
Затем по непонятным причинам Соловцов разбил отряд на две части. Он отправил вперёд, на урочище Кок-Мурун, для ночёвки сотника Бородина при одном из двух имевшихся орудии и 40 казаках. Вместе с ними – всех казахов с отбитым скотом. Бывалый Катыбаев советовал не разделять отряд, но всем вместе отправиться на ночёвку на Кок-Мурун. Однако штабс-капитан проигнорировал и этот совет.
В полночь дежурный по отряду казак Бобылин доложил: приложив ухо к земле, он услышал топот лошадей. Стало ясно, что неприятель идёт поблизости, верстах в двух. Соловцов неизвестно зачем вновь разделил отряд, взяв с собой последнее орудие и Караджарский отряд числом около 70 казаков (из общего числа 210 казаков 40 ранее ушли с Бородиным на Кок-Мурун, 100 остались с Катыбаевым), и направился на выручку Бородину, приказав Катыбаеву оставаться на месте и "покончить разбитого неприятеля при отступлении". Все эти "академические" манёвры, годящиеся, быть может, для европейского театра военных действий с его регулярной кавалерией, но совершенно гибельные в степи, в результате стоили Соловцову жизни.
Менее чем через час он прислал к Катыбаеву гонца с приказом направить к нему 50 казаков, которые и отбыли под командованием хорунжего Герасимова, Катыбаев же остался на месте без орудия с 50 казаками. Отряд, таким образом, оказался разделенным на четыре части; 30 орудийных зарядов, взятых Соловцовым, было явно недостаточно, и орудие могло достаться неприятелю.
Разведав обстановку, Катыбаев, видя, что разделённым отрядам грозит неминуемая гибель по отдельности, решился нарушить приказ Соловцова и двинулся к урочищу Кок-Мурун на соединение с остальными частями. Через некоторое время он соединился с отрядом Герасимова, которого сильный неприятель не пускал вперёд. В этом время прискакавший казак сообщил о гибели Соловцова. Катыбаев с Герасимовым бросились в карьер и прибыли к Караджарскому отряду, уже соединившемуся с авангардом Бородина. Как выяснилось, Бородин выбрал для ночёвки возвышенность, однако прибывший Соловцов приказал спуститься с возвышенности в долину, соединившись с его отрядом. Неприятель же стоял на возвышенности вне досягаемости выстрелов и уже выставил там свои орудия, помещавшиеся на лежащих верблюдах.
Из рапорта Катыбаева: "о смерти Соловцова Бородин рассказал следующее. Когда он соединился с отрядом Соловцова, то узнал, что артиллерийских зарядов нет, т. к. исстреляли на пути при встрече с неприятельскими партиями, но у него [Бородина –
yesaul] были ещё, так что они благополучно отделались от неприятеля, напавшего на них в числе 500 чел., и заставили отступить. Соловцов, думая, что неприятель совсем разбит, со взводом казаков бросился за ним и попал в ловушку – на свежего неприятеля, скрывавшегося за горою. Видя неминуемую гибель, скомандовал назад, но был отрезан и убит с урядником Обходцевым и четырьмя казаками. Остальные вернулись к Бородину". Приняв командование объединившимся отрядом, Катыбаев выстроил правильную оборону в низине и в течение трёх часов блестяще отражал атаки превосходящего неприятеля, состоявшего из сартов, ташкентцев, кокандцев и каратавцев. После этого, улучив момент, перешёл в наступление, занял возвышенность и захватил неприятельские орудия. Казаки Брютов и Судухин, переодетые сартами, спросив разрешения Катыбаева, поднялись на возвышенность и узнали, что неприятель находится в полутора верстах за нею. После этого Катыбаев принял решение открыть орудийный и ружейный огонь по лагерю неприятеля. После длившегося в течение часа обстрела последний разделился на две части и в паническом страхе бежал за реку Чу.
Скот, как оказалось, был ещё на рассвете угнан неприятелем, поэтому после сбора отрядов на отбитой позиции и отдыха Катыбаев отправил казахов возвращать добычу. Поскольку идти одни они не решались, есаул придал им хорунжего Герасимова с 50 казаками. Герасимов и казахи вернулись на следующий день со скотом, найденным в 30 верстах.
Как видим, Кок-Мурунская трагедия явилась следствием фатальных ошибок, допущенных Соловцовым, прежде всего, разделения отряда на части. В степи против слабо организованных кочевников действовать нужно было исключительно единым кулаком, а не "растопыренными пальцами", что не раз было доказано практикой. Недаром без малого 20 лет назад крайне малочисленный (не более 35 человек) отряд хорунжего Алексея Рытова, заняв круговую оборону, в течение трёх суток успешно отражал нападения превосходящего в десятки раз противника, а потом даже перешёл в наступление, прорвав ряды неприятеля и вырвавшись из окружения.
Сказался и недостаток орудийных зарядов – опять-таки просчёт Соловцова.
Сам он погиб также отчасти из-за собственного безрассудства. Косвенно это подтверждается оценкой его действий казаками – авторами песни: "Сам вздумал храбрость показать перед своими казаками". Оно, конечно, верно: командир должен быть впереди на лихом коне, должен храбрость показывать, но, всё же, в пределах разумного.
После того, как командование принял Катыбаев, отряд не только успешно оборонялся, но и перешёл в наступление, прогнав сильного противника, в 20 раз превышавшего числом казаков.
"Мораль" же такова: вероятнее всего, Соловцов, армейский офицер, просто не знал специфики боевых действий в степи против превосходящих сил кочевников, от чего и допустил роковые для него ошибки. Казачий же офицер Катыбаев уже имел соответствующий опыт и блестяще выиграл дело, за что и получил заслуженный орден Владимира 4-й степени с мечами.
