Первый день блокадного ада
Юный ленинградец Юра Рябинкин, живший на ул. 3-его июля (после блокады вновь ставшей Садовой) написал в своем дневнике 8 сентября:
«И тогда-то началось самое жуткое.
Дали тревогу. Я и внимания не обратил. Но затем слышу, на дворе поднялся шум. Я выглянул, посмотрел сперва вниз, затем вверх и увидел... 12 юнкерсов. Загремели разрывы бомб. Один за другим оглушительные разрывы, но стекла не дребезжали. Видно, бомбы падали далеко, но были чрезвычайно большой силы. Я с Ирой бросился вниз. Взрывы не прекращались. Я побежал обратно к себе. Там на нашей площадке стояла жена Загоскина. Она тоже перепугалась и прибежала вниз. Я разговорился с ней. Потом откуда-то прибежала мама, прорвалась по улице. Скоро дали отбой. Результат фашистской бомбежки оказался весьма плачевный. Полнеба было в дыму. Бомбили гавань, Кировский завод и вообще ту часть города. Настала ночь. В стороне Кировского завода виднелось море огня. Мало-помалу огонь стихает. Дым, дым проникает всюду, и даже здесь ощущаем его острый запах. В горле немного щиплет от него.
Да, это первая настоящая бомбежка города Ленинграда.
Сейчас настанет ночь, ночь с 8 на 9/IX. Что-то эта ночь принесет?»
Мальчик еще не знал, что эта ночь принесла Ленинграду блокаду, с ее миллионами смертей и бессмертием в мировой истории. Еще никто ничего не знал.
В этот же день сделал запись в своем дневнике командующий германской группой армий «Север» Вильгельм Риттер фон Лееб:
«1-я пехотная дивизия вышла на внешний оборонительный рубеж Ленинграда.
Понедельник, 8 сентября 1941 г.»
В отличии от юного ленинградца Юры Рябинкина Вильгельм фон Лееб уже знал, что в этот день Ленинград оказался блокирован от России. 8 сентября 1941 года германцы захватили у истока Невы город Шлиссельбург, окружив Ленинград с суши. Но даже он не мог предположить, что это означает для истории и для него лично. Менее чем через год он свихнется и будет отставлен Гитлером с поста палача Ленинграда.
В этот понедельник вечером в 18 часов 55 минут на Ленинград обрушился невиданный ранее по ударной мощи налет вражеской авиации. От немецкой бомбежки загорелись Бадаевские склады. Принято считать, что в этом пожаре сгорела большая часть продовольствия и именно это событие поставило Ленинград на грань голода. На самом деле все обстояло не совсем так. Всего 8 сентября на Ленинград было сброшено около 6000 зажигательных бомб и 48 фугасок. Возникло 183 пожара. Это была не первая бомбардировка. Первая прошла 6 сентября, но затронула дальние окраины города. Были до этого и налеты отдельных самолетов, но на них горожане не обратили внимания. Что до складов, то из 135 складских строений сгорели 27. В них было уничтожено около 5000 тонн сахара, 360 тонн отрубей, 18,5 тонн ржи, 45,5 тонн гороха, более 286 тонн растительного масла, 10,5 тонн животного масла, около 3 тонн макарон, 2 тонны муки и около 209 тонн бумаги. Для сравнения: в последующие дни власти Ленинграда рассредоточили по 33 складским точкам больше 5 тыс. тонн муки.
Из дневника ленинградца Николая Павловича Горшкова:
"8 сентября. Первая бомбардировка с воздуха по Ленинграду.
I. В 19 часов около 30 вражеских самолетов сбросили зажигалки. Главным образом, в районе за Обводным каналом. Два больших пожара.
1. Витебская тов. станция. Склады от Растанной ул.
2. Бадаевские тов. склады. Зарево было до 22 часов, но пожар продолжался до утра.
Много мелких пожаров от малых зажигательных бомб, брошенных в большом количестве.
На завод "Комсомолец" упали 4 бомбы. Из них от одной загорелся сарай, но был быстро потушен. Мелкие пожары на Растанной ул., на Лиговке, в д. № 212, в Волковой дер. и др.
II. В 22 часа, когда уже стемнело, новый налет сопровождался сбрасыванием фугасных бомб. Произошли разрушения зданий.
По рассказам граждан бомбы упали:
на Моховой ул. позади ТЮЗа и в д № 31,
на Литейном пр. около ул. Чайковского и Лаврова,
на Литейном мосту,
около Финляндского вокзала в нескольких местах,
в районе Смольного и в других местах.
Налет продолжался более двух часов. Никто не спал. На улицах от пожаров расстилался дым как туман. Ночь была лунная, облачная с просветами (облачность не сплошная)".
Горшков не знал, что эта ночь уже не обычная ночь. Никто еще ничего не знал.
В этот самый день в Ленинград по поручению Сталина летел начальник Главного управления продовольственного снабжения Красной Армии Дмитрий Васильевич Павлов. Он еще не знал с трагедией какого масштаба ему придется столкнуться:
«На аэродроме в Хвойной было людно, все ждали случая улететь в Ленинград, но на транспортные самолеты, до предела заполненные военными грузами, никого не разрешали брать. Пришлось представиться майору, командиру авиаотряда, и просить его как можно быстрее переправить нас в Ленинград. Со мной был полковник интендантской службы Д. И. Кокушкин, прикомандированный Наркоматом обороны в помощь мне. Майор стал объяснять, что лететь без сопровождения истребителей опасно, а их нет, и просил нас подождать до следующего утра.
— Погода для «мессершмиттов» благоприятная, далеко видно, облачность высокая, — добавил он.
Доводы были резонные, но мы не могли согласиться. Потеря одного дня много значила для нашей предстоящей работы. Видя нашу непреклонность, майор с неохотой разрешил вылет. Он подошел к одному из шести подготовленных к полету самолетов, переговорил с пилотом и дал нам знак на посадку.
Мы кое-как уселись среди тяжелых ящиков. Вскоре все шесть самолетов поднялись в воздух. Вооруженные пулеметами, они прикрывали друг друга и шли на бреющем полете — 3–4 метра над водой. Такая тактика позволяла значительно уменьшить опасность нападения «мессершмиттов», карауливших наши одиночные самолеты над озером. Группа транспортных кораблей обладала мощным, кучным огнем, и враг остерегался нападать на них.
Командир самолета, старший лейтенант, пригласил меня в кабину пилотов. Из нее было хорошо видно, как справа и слева на близком расстоянии от нашего корабля летели два других, одинаковых с нашим самолета. Такое же звено следовало за нами. Каждая машина тянула более двух тонн груза, то был предельный вес для Ли-2.
— Сколько вы делаете рейсов за день? — спросил я.
— Два, — ответил пилот.
— Устаете?
— Конечно. Но мы рады, когда успеваем сделать три оборота: доставляемые нами грузы помогают артиллеристам громить вражеские позиции.
Разговаривая, командир корабля Александр Данилович Калина пристально следил за небом. Зоркий глаз летчика далеко видел и все примечал. И как бы отвечая на мой незаданный вопрос, он сказал: «Мессершмитты» скрываются за облаками, сверху им легче нападать».
Вскоре в дымке солнечного утра показался Ленинград. Приземлились мы на Комендантском аэродроме. Перед нашим прилетом авиация противника бомбила его, но взлетная полоса не была повреждена. Прощаясь, старший лейтенант, пожимая мне руку, сказал:
— Если потребуемся, дайте знать, — выполним любое задание.»
Еще никто ничего не знал. Разве могло придти кому-нибудь в голову то, что произойдет потом?
Красноармеец Семен Федорович Путяков писал 8 сентября, находясь в своей части под Выборгом:
«9 ч. Утра. Сегодня тоже стоял в наряде. Сегодняшней ночью дождя не было, но ночь была холодная. Стрельба и взрывы были слышны все время…
Среди бойцов ходят усиленные разговоры, что Тимошенко – изменник Родины. Такие же разговоры ходят и среди гражданского населения. Я охотно верю этим слухам. Иначе не могло бы быть такого положения в армии и на фронтах, как сейчасю Сильна, значит, пятая колонна Гитлера. Силен шпионаж фашизма.
Однако, несмотря на это, я уверен, что им не бывать победителями. Среди русской армии всегда было много шпионажа, измен и прочего, однако она редко была битой окончательно. Конечная победа была за нашей армией. Я уверен, что и в этот раз наша армия победит. Если устарели старые верные сыны нашей Родины, так эта война родит новых.
Сегодня, говорят, будем мыться в бане. С 21-го июля еще не были. Я удивляюсь, как у меня еще не завелось вшей. Блохи очень кусают. Другие бойцы жалуются.
Черт знает, находиться всего в нескольких километрах от хороших бань и не суметь вымыться. У меня есть свое белье. Я просился много раз сходить или съездить, не отпускают. Объяснили, что белья нет; это же форменное издевательство. Я понимаю, что если нельзя, не позволяет обстановка, а ведь здесь вполне можно. Это, я полагаю, дело вражьих рук. Выматывать бесцельно силы бойцов могут только они. На этом кончаю, иду на пост».
Это был вроде обычный день. Понедельник, 8 сентября 1941 год. Еще никто ничего не знал и миллионы людей были еще живы.
Спасибо корешу
sirjones