wlad_ladygin в 97. Наше время. Критика на критику, или замолвите слово о «бедном» механике… Системы иногда дают сбой. И теперь, переустановив «Win…s», обнаружил, что и прежний ожил и готов и дальше служить. И благо… неожиданно обнаружилось то, что казалось давно потерянным. Две статьи – критика на критику…
Может быть автор критической статьи на книжку «Личная война механика Ил-4» (http://art.oskol.info/liter/?rec/data/44/il-4.htm) и прав в чем-то, однако сдается мне, что мы вкладываем разный смысл в понятие «личная война». Критик – явный и негативный, а как еще на войну реагировать? Если автор ее никак не критикует – это надо сделать за него! А мы с отцом по-житейски, война - это тоже жизнь, и каждому прожить ее суждено по-своему.
Цельнометаллическая оболочка,
или замолвите слово о «бедном» механике.
Ил-4 образца 1942-43 гг. имел корпус, в виде цельнометаллической оболочки, длиной 14,8 м с размахом крыла — 21,44 м и с взлетным весом порядка 10 000 кг. Его максимальная скорость — 445 км/час; потолок — 9000 м; дальность при весе бомб 1000 кг на скорости 340 км/час — 3500 км. Имел два двигателя – М-88б мощностью 1100 лошадиных сил каждый. Моторесурс двигателей рассчитан на 200 часов эксплуатации, затем он заменялся на новый. Предназначался Ил-4 с цельнометаллической «оболочкой» для нанесения бомбовых ударов в глубоком тылу врага в радиусе порядка 1500 км с продолжительностью полета с дополнительными топливными баками 12 часов – 6 часов до цели, 3 минуты на сброс «смертоносного груза» и 6 часов на обратный путь. Полет, как правило, происходил ночью. Экипаж состоял из летчика – командира экипажа, штурмана, стрелка-радиста и воздушного стрелка. Самолет обслуживался закрепленными за ним техником, механиком и мотористом, а специальное оборудование, вооружение обслуживалось общими специалистами узкого профиля. Технари отвечали головой за техническое состояние вверенной им боевой машины.
Цельнометаллическая оболочка фюзеляжа Ил-4 весомый аргумент в выполнении боевого задания, после которого, как правило, она латалась, если ее доставляли на базу, и на следующее задание улетала «штопанной и перештопанной», и несла еще одну функцию – быть гробом для отдельных членов летного состава, а то и для всего экипажа разом.
О цельнометаллической оболочке, по сравнению со Стенли Кубриком, поведать больше ничего не могу. Да и по жесткости, глубине замысла, полноте содержания видели фильмы и покруче, например «9-я рота» Бондарчука младшего. И бедолага - актер в облике «Джокера» не доиграл. Интеллигент с такой доброй физиономией и в очках, по своему предыдущему поведению на убийцу смертельно раненой, просящей у ненавистных янки смерти ради избавления от мук, ну ни как не тянет. Однако, ближе к нашим «баранам».
Покажите мне дембеля, который не вспомнит «добрым и не только» словом период своего армейского становления, как учебка! Отказать отцу в его воспоминаниях, когда он семнадцатилетним пацаном становился «полноценным винтиком» в сей грандиозной машине для уничтожения, как Авиация Дальнего Действия, да при том, что его война и началась с этого? Это неотъемлемая составляющая его воспоминаний и ограничение формальным абзацем об этом периоде во вступительном слове сына по предложению критика есть выхолаживания сути всей этой затеи.
Автор - парень деревенский, стремился быть в коллективе. Сам коллективу отдавал по его «потребностям», а получал от него по его «возможностям». Именно это в военной школе авиамехаников быть как все и со всеми и позволило курсанту Мутину прожить этот период, как само собой разумеющийся и, и главное, воплотиться в то, что ему и было предписанным быть. Кто его тогда спросил, кем быть хочешь? Не спросили, но указали: будешь авиамехаником, Родина требует! И судьба пацана решена. Даже жребия не предложили! Да и люди, его окружавшие, были, оказывается, нормальными, что были над ним и рядом с ним. Нечета сослуживцам и знающего свое дело «отморозку» сержанту, сделавших американского «героя» боевым роботом, а затем и убийцей. Надо же американским новобранцам активизировать животный инстинкт доминирования над всяким не своим, вот сержант и подбросил «чебака» из их же рядов для дрессировки, а у того да возьми другой инстинкт пробудился, уже ближе человеческому – инстинкт достоинства. Вот вам и конфликт, раздутый в ранг супер - пупер антимилитаризма. Парадокс в том, что благое из этого вынесет только духовный интеллектуал, специалист – психолог только улыбнется, а разного рода «отморозок» лишь еще раз уверуют в идеал превосходства жестокости и силы и, главное, будет этому следовать. Вот вам и результат от сего шедевра. А бессмысленных войн не бывает, это они изнутри бессмысленны, а у «кукловодов» всегда цель имеется.
Из курсанта Мутина робота по ремонту боевой технике не делали, а вот авиамеханик бомбардировщика, несущего смерть, из него получился. А посему в массовых «убийствах» германского народа, и не важно, что в мундирах вермахта, пусть и косвенно, участие он принимал. А что делать, в то время все друг друга убивали. По всей планете. Главное – во имя чего! Но и это в воспоминаниях даже не затрагивается.
Автор за время войны снял и поставил 18 двигателей М-88б, обслужил 232 боевых вылетов. Надо заметить, что звание Героя Советского Союза летчикам и штурманам в Авиации Дальнего Действия присуждалось за 200 боевых вылетов при прочих положительных характеристиках. Вот и получается, что технически автор одного условного ГСС обслужил по полной. Кроме того автор обслужил 150 учебных полетов, в которых оттачивалось мастерство летного состава. В составе техэкипажей отремонтировал 2 самолета, это случаи, когда привлекался техсостав для восстановления самолета, аварийно приземлившегося по тем или иным причинам далеко за пределами своего аэродрома. Много это или мало?
За войну экипажи 36-ой авиадивизии совершили чуть менее 15 тысяч самолетовылетов.
Если учесть то, что в 36-ой авиадивизии было два полка, а в них по 31 самолету – Ил-4. Это 62 экипажа, то на каждый условный экипаж в среднем приходилось по 240 вылетов. Но это за весь период войны.
Отец начал свой боевой путь 15 января 1943 года. В среднем чуть больше полутора процента всех самолетовылетов в дивизии за время войны обслужил автор данной книги. В среднем каждую вторую ночь с января 43 по май 45 улетали обслуживаемые им Илы в ночь в тыл врага на боевые задания. И как написано в наградных приказах – «не имея отказов материальной части по его вине». И это самое главное для технаря! Но и этим автор не бравирует, он этих расчетов не производил, да и подсчитывать обслуживаемые самолетовылеты было тогда не досуг. Он просто выполнял свою работу. Во-первых, ответственно, зная, что от его добросовестности в этом зависит техническая составляющая в выполнении боевого задания и жизнь экипажа. И во-вторых под страхом, осознавая, если эта техническая составляющая вдруг не сработает по его вине, его судьба предрешена. И это осталось в тени. Автор не счел нужным «захламлять» воспоминания даже в популярной форме пересказом «Наставления инженерно-авиационной службы». Кому интересно описание, как закручивались гайки на каком-то агрегате, и что повторялось из-за дня в день?
Но для того, чтобы судить с «пристрастьем» об этих воспоминаниях, необходимо хотя бы узнать, что же такое Авиация Дальнего Действия, что за люди ее воплощавшие. В каком климате взаимоотношений они прибывали в годы военного лихолетья. Для этого небольшой исторический экскурс в историю АДД будет кстати.
При создании дальней бомбардировочной авиации перед войной, как особого армейского соединения с привлечением летчиков ГФ, Сталин поручил этот процесс возглавить гражданскому летчику Голованову Александру Евгеньевичу. Бывший чекист поняв, что не его стезя распоряжаться и вершить над человеческими судьбами, вовремя «сделал ноги» из органов, чуть сам не оказавшись жертвой их «карающего» произвола. Становится гражданским летчиком, что и требовала его душа. Но весь свой истинный потенциал созидателя воплотил в организации дальней бомбардировочной авиации. Он массово и активно привлекал в ее ряды гражданских специалистов, как более подготовленных в осуществлении поставленных перед ним задач. Ради увеличения учебных часов для освоения полетов в любую погоду и ночью по радиосигналу, Голованов отменил вверенном ему полку строевую подготовку, которая в обычных армейских частях занимала чуть ли не половину времени в боевой подготовке личного состава. За такое нарушение следовало снятие с должности командира части с дальнейшими оргвыводами, что и предложила строгая армейская комиссия. Но на удивление всем, все осталось по-прежнему. Дальняя бомбардировочная авиация любимое детище товарища Сталина и он продолжил эксперимент ее развития в том виде, как его воплощал Голованов. Представьте себе, как в части РККА армейский устав воплощается гражданскими людьми, вдруг ставшими военными. Для гражданских и притом взрослых людей это как игра, правила которой по новому их статусу необходимо изучить и «играть» в дальнейшем только по ним, но они одержимы другим, более важным: летать в слепую и по радиосигналу приводить боевую машину на цель. Да и время поджимает: дыхание войны ощущается повсюду. Лишь бы успеть! Хотя дисциплина и субординация непререкаемы, но отношения между собой остаются человеческими, приятельскими, как в гражданской авиации!
Началась война. И кадровые и гражданские «летуны», заделывая бреши в воздухе и на земле под натиском наступающего врага, на тяжелых и не поворотливых бомбардировщиках днем, не предназначенных для этого, «горели» целыми полками. Сталин, хотя и не сразу, подчинил дальнюю бомбардировочную авиацию Верховной Ставке, то бишь себе. И с момента образования 5 мая 42 г Авиации Дальнего Действия генерал Голованов уже не знал других начальников над собой, кроме Верховного Главнокомандующего. Переведя боевую работу своих соединений на «ночной образ жизни», что и задумывалось до начала войны, он сберёг ни одну жизнь «летунам», сократив потери более чем в 7 раз. Материально-техническое обеспечение и обслуживание АДД было поставлено на высочайшем уровне. Цель одна – оперативно и полно выполнять тактические, стратегические и даже политические задания Ставки. Общаясь тесно со Сталиным, Голованов, как самый прилежный «студент» внимал своему умудренному учителю и подражал во всем: как тот вел дела, как ставил задачи, как их разрешал, как принимал решения и, самое главное, как относился к окружающим его людям и тем, которым поручал неотложные дела для общего дела. Все это он воплощал во вверенных ему частях по «образу и подобию», и добивался весомых результатов. Он был далек от «репрессивного» стиля руководства, и репрессий и зверств не было в его частях. К людям в АДД относились по человечески, это стимулировало и раскрывало потенциал личного состава в боевой работе. Как бы мы сейчас не относились к политработникам в войну, в АДД комиссары были в почете из-за высоких человеческих качеств. Генерал-майор Федоров яркий тому пример. Голованов добился от Ставки, что бы сбитым «летунам» никоим образом не препятствовали возвращению в их части разного рода «карающие» органы. Он берег свои кадры. В воспоминаниях отца это прослеживается неоднократно. Даже в том числе и затронутой нашим уважаемым критиком своей «никчемностью» главу «Два часа строевой». Иван Васильевич Родионов командир полка – воплощение головановского стиля: механик Мутин, более полезен у своей «восьмерки», чем заниматься муштрой за надуманную провинность! Это проявлялось, видать, даже в мелочах. В штрафбат ребят отправляли. Отправляли, как правило, за причиненный материальный ущерб и людские потери «по разгильдяйству». Это и отражённо в воспоминаниях.
И по сравнению с недавно выпущенным документальным сериалом Виктора Правдюка «2-я Мировая, день за днем» АДД является чуть ли не единственным «светлым» пятном в этом жертвоприношении на алтарь Победы и то никоем образом в данном сериале не упомянутом. Репрессивного опыта Голованов не имел, взяться ему не откуда было, а по сему, зверств в его частях не наблюдалось. Вот за это Голованова и невзлюбили другие. И, навешав на него ярмо «серого кардинала» за его незапятнанность в делах расправных, что по статусу вменялось как будто бы в рвении преданности делу Ленина-Сталина, его и «опустили» с главного маршала до «нищенствующего» пенсионера в подходящий момент, сделав «огородником» для выживания себя и своей семьи. «Изменения» в головановских частях начались после его смещения. Тогда многих маршалов отправили на несвойственные им понижающие должности. Положение в частях бывшей АДД стали «выправлять», как должно быть в частях РККА, с марта 1948 года. И трагедия Павла Горинова тому свидетельство. Голованов стал изгоем в ряду маршалов победителей, его невзлюбили по весьма весомой причине, он берег людей, вверенных ему, по сравнению с другими, при этом добивался весомых результатов.
Модель отношений между людьми в частях АДД, выстроенная ее командующим Головановым по «образу и подобию» от товарища Сталина, неожиданно раскрывают лучшие качества Верховного главнокомандующего для современника в годы войны, что довольно таки трудно отыскать в потоке книжной информации на тему Сталина, обрушившуюся на нас. «Хозяин» многогранен, и для того, чтобы в полезных людях раскрыть их необходимый потенциал для блага Победы, он мог быть, оказывается, и «эталоном» человечности для подражания. Голованов же это принял за «чистую монету», а в его доблестных частях это стало нормой.
Читатель сей «отповеди» непременно воскликнет: - «Во! До чего этот писака дошел, даже самого Сталина к своему «опусу» приплел!» Но, господа, чего тут скромничать, коль в доказательство «никчемности» его писанины, шедевр самого Стенли Кубрика в назидание приурочили! Однако сведущий в истории на примере АДД непременно этому останется не равнодушным. Свидетельства, представленные Вам о той среде, людях и времени очевидца - глазами технаря в чине сержанта – есть цель и суть этой небольшой книжки.
И хотя автор данных воспоминаний свою судьбу не выбирал, за него это война сделала, но ему весьма повезло, он воевал среди этих людей, закаленных головановским духом и им же пропитался. Да же в главе «Непрошенные гости пана поляка», которую вообще можно было опустить по мнению уважаемого критика, просматривается политическая подоплека, так важная на сегодняшний момент в отношениях сопредельных наших государств России и Польши: как себя вели рядовые победители из АДД на территории другого государства, раннее оккупированной фашистами. Какой поляк сидел на «равных» за столом с заклятыми швабами? И ведает она о родстве душ наших народов. И в другой главе «О совестливом и набожном пане» эта тема только развивается: какой поляк мог пожаловаться во время оккупации на ненавистного шваба другому швабу? Но пришло время и стало возможным искать «защиту» у «нового оккупанта», как в былые незапамятные времена. Просто пожалуйся и меры будут приняты, от которых сам жалобщик ужаснется! Но главное то, что и те и другие стараются при этом остаться людьми! Вот вам и драматизм, и смысл высказанного в воспоминаниях простого авиамеханика. И так каждая «байка» отцовская имеет смысл, явный и скрытый, и степень его осмысления у каждого свой, и зависит от желания и готовности это сделать.
Наш уважаемый критик «критикует» по явному: подвиг «на задворках» и это не скрывается. Так как подвиг летного состава конечный, значит весомей, а подвиг технаря промежуточный, и не обязательно приводит к подвигу конечному. Этот подвиг и становится подвигом только по обобщённому конечному результату. И поэтому автор здесь весьма скромен и о своих подвигах даже не упоминает, предоставив это сделать другим. Драматизм вперемешку с комизмом (ну что тут поделать – был такой случай), да притом не достигнув апогея, так и гаснет по «неожиданному» окончанию войны, это уже и не беда автора, а всеобщая радость! А остальное уже не в «тему», можно и не писать. И к тому же все это «попахивает» пренебрежением к своим читателям, ибо автор всячески избегает какой-либо оценки, как людей, так событий и обстановки в целом и самого себя во всем этом. Но от уважаемого критика ускользнуло: автор ненароком сам того не ведая предлагает это сделать самому читателю на основании написанного и того личного духовного багажа, который у каждого имеется. Автор просто рассказывает о себе в годы военного лихолетья, о том, что врезалось в память неизгладимым ярким следом и позволило остаться ему на уровне здоровой психики. По сути негативного в воспоминаниях весьма мало, все преподносится в позитивном духе, даже плохое. Оценивать прошлое возможно только со временем, и трудно это сделать, не опираясь на мораль настоящего времени. А мораль порочна и постоянством не обременена, что не скажешь о врожденной духовности каждого из нас. Она либо есть эта духовность, либо ее воспитать за непродолжительную жизнь практически нельзя, она только генетически переносится от тысячелетних устремлений человечества быть человечными. Просто в критический момент все равно проявится истинное нутро, звериное или человеческое – это уже следствие от него, какой бы духовностью не облагораживайся извне до этого. И мне кажется, что отец до сих пор живет теми событиями и тем временем. Поэтому отношение его к прожитому безусловно - так было. И это внутренне им принято естественно. И менять что-либо из прошлого ему без нужды. Поэтому и оценок нет. Не к чему они.
На форуме сайта «авиаторы второй мировой» a2m.ru я многократнейше прошу форумчан по мало-мальскому факту о военном прошлом их родных его обнародовать. Ибо это и есть правда – «это было на самом деле». Но счетно: «Ведь тогда любой «солдат обоза» может написать книгу о не бывалой «личной войне» и не замеченном подвиге». Вот не пишут же! А то бы могли узнать, каково это в обозе быть! Видать уже и некому писать. А их потомкам не досуг, считают это малозначимым для себя, или про это просто не ведают. И поэтому мы многого не знаем… Живой правды не знаем.
С гордостью за отца своего, его сын.
Может быть автор критической статьи на книжку «Личная война механика Ил-4» (http://art.oskol.info/liter/?rec/data/44/il-4.htm) и прав в чем-то, однако сдается мне, что мы вкладываем разный смысл в понятие «личная война». Критик – явный и негативный, а как еще на войну реагировать? Если автор ее никак не критикует – это надо сделать за него! А мы с отцом по-житейски, война - это тоже жизнь, и каждому прожить ее суждено по-своему.
Цельнометаллическая оболочка,
или замолвите слово о «бедном» механике.
Ил-4 образца 1942-43 гг. имел корпус, в виде цельнометаллической оболочки, длиной 14,8 м с размахом крыла — 21,44 м и с взлетным весом порядка 10 000 кг. Его максимальная скорость — 445 км/час; потолок — 9000 м; дальность при весе бомб 1000 кг на скорости 340 км/час — 3500 км. Имел два двигателя – М-88б мощностью 1100 лошадиных сил каждый. Моторесурс двигателей рассчитан на 200 часов эксплуатации, затем он заменялся на новый. Предназначался Ил-4 с цельнометаллической «оболочкой» для нанесения бомбовых ударов в глубоком тылу врага в радиусе порядка 1500 км с продолжительностью полета с дополнительными топливными баками 12 часов – 6 часов до цели, 3 минуты на сброс «смертоносного груза» и 6 часов на обратный путь. Полет, как правило, происходил ночью. Экипаж состоял из летчика – командира экипажа, штурмана, стрелка-радиста и воздушного стрелка. Самолет обслуживался закрепленными за ним техником, механиком и мотористом, а специальное оборудование, вооружение обслуживалось общими специалистами узкого профиля. Технари отвечали головой за техническое состояние вверенной им боевой машины.
Цельнометаллическая оболочка фюзеляжа Ил-4 весомый аргумент в выполнении боевого задания, после которого, как правило, она латалась, если ее доставляли на базу, и на следующее задание улетала «штопанной и перештопанной», и несла еще одну функцию – быть гробом для отдельных членов летного состава, а то и для всего экипажа разом.
О цельнометаллической оболочке, по сравнению со Стенли Кубриком, поведать больше ничего не могу. Да и по жесткости, глубине замысла, полноте содержания видели фильмы и покруче, например «9-я рота» Бондарчука младшего. И бедолага - актер в облике «Джокера» не доиграл. Интеллигент с такой доброй физиономией и в очках, по своему предыдущему поведению на убийцу смертельно раненой, просящей у ненавистных янки смерти ради избавления от мук, ну ни как не тянет. Однако, ближе к нашим «баранам».
Покажите мне дембеля, который не вспомнит «добрым и не только» словом период своего армейского становления, как учебка! Отказать отцу в его воспоминаниях, когда он семнадцатилетним пацаном становился «полноценным винтиком» в сей грандиозной машине для уничтожения, как Авиация Дальнего Действия, да при том, что его война и началась с этого? Это неотъемлемая составляющая его воспоминаний и ограничение формальным абзацем об этом периоде во вступительном слове сына по предложению критика есть выхолаживания сути всей этой затеи.
Автор - парень деревенский, стремился быть в коллективе. Сам коллективу отдавал по его «потребностям», а получал от него по его «возможностям». Именно это в военной школе авиамехаников быть как все и со всеми и позволило курсанту Мутину прожить этот период, как само собой разумеющийся и, и главное, воплотиться в то, что ему и было предписанным быть. Кто его тогда спросил, кем быть хочешь? Не спросили, но указали: будешь авиамехаником, Родина требует! И судьба пацана решена. Даже жребия не предложили! Да и люди, его окружавшие, были, оказывается, нормальными, что были над ним и рядом с ним. Нечета сослуживцам и знающего свое дело «отморозку» сержанту, сделавших американского «героя» боевым роботом, а затем и убийцей. Надо же американским новобранцам активизировать животный инстинкт доминирования над всяким не своим, вот сержант и подбросил «чебака» из их же рядов для дрессировки, а у того да возьми другой инстинкт пробудился, уже ближе человеческому – инстинкт достоинства. Вот вам и конфликт, раздутый в ранг супер - пупер антимилитаризма. Парадокс в том, что благое из этого вынесет только духовный интеллектуал, специалист – психолог только улыбнется, а разного рода «отморозок» лишь еще раз уверуют в идеал превосходства жестокости и силы и, главное, будет этому следовать. Вот вам и результат от сего шедевра. А бессмысленных войн не бывает, это они изнутри бессмысленны, а у «кукловодов» всегда цель имеется.
Из курсанта Мутина робота по ремонту боевой технике не делали, а вот авиамеханик бомбардировщика, несущего смерть, из него получился. А посему в массовых «убийствах» германского народа, и не важно, что в мундирах вермахта, пусть и косвенно, участие он принимал. А что делать, в то время все друг друга убивали. По всей планете. Главное – во имя чего! Но и это в воспоминаниях даже не затрагивается.
Автор за время войны снял и поставил 18 двигателей М-88б, обслужил 232 боевых вылетов. Надо заметить, что звание Героя Советского Союза летчикам и штурманам в Авиации Дальнего Действия присуждалось за 200 боевых вылетов при прочих положительных характеристиках. Вот и получается, что технически автор одного условного ГСС обслужил по полной. Кроме того автор обслужил 150 учебных полетов, в которых оттачивалось мастерство летного состава. В составе техэкипажей отремонтировал 2 самолета, это случаи, когда привлекался техсостав для восстановления самолета, аварийно приземлившегося по тем или иным причинам далеко за пределами своего аэродрома. Много это или мало?
За войну экипажи 36-ой авиадивизии совершили чуть менее 15 тысяч самолетовылетов.
Если учесть то, что в 36-ой авиадивизии было два полка, а в них по 31 самолету – Ил-4. Это 62 экипажа, то на каждый условный экипаж в среднем приходилось по 240 вылетов. Но это за весь период войны.
Отец начал свой боевой путь 15 января 1943 года. В среднем чуть больше полутора процента всех самолетовылетов в дивизии за время войны обслужил автор данной книги. В среднем каждую вторую ночь с января 43 по май 45 улетали обслуживаемые им Илы в ночь в тыл врага на боевые задания. И как написано в наградных приказах – «не имея отказов материальной части по его вине». И это самое главное для технаря! Но и этим автор не бравирует, он этих расчетов не производил, да и подсчитывать обслуживаемые самолетовылеты было тогда не досуг. Он просто выполнял свою работу. Во-первых, ответственно, зная, что от его добросовестности в этом зависит техническая составляющая в выполнении боевого задания и жизнь экипажа. И во-вторых под страхом, осознавая, если эта техническая составляющая вдруг не сработает по его вине, его судьба предрешена. И это осталось в тени. Автор не счел нужным «захламлять» воспоминания даже в популярной форме пересказом «Наставления инженерно-авиационной службы». Кому интересно описание, как закручивались гайки на каком-то агрегате, и что повторялось из-за дня в день?
Но для того, чтобы судить с «пристрастьем» об этих воспоминаниях, необходимо хотя бы узнать, что же такое Авиация Дальнего Действия, что за люди ее воплощавшие. В каком климате взаимоотношений они прибывали в годы военного лихолетья. Для этого небольшой исторический экскурс в историю АДД будет кстати.
При создании дальней бомбардировочной авиации перед войной, как особого армейского соединения с привлечением летчиков ГФ, Сталин поручил этот процесс возглавить гражданскому летчику Голованову Александру Евгеньевичу. Бывший чекист поняв, что не его стезя распоряжаться и вершить над человеческими судьбами, вовремя «сделал ноги» из органов, чуть сам не оказавшись жертвой их «карающего» произвола. Становится гражданским летчиком, что и требовала его душа. Но весь свой истинный потенциал созидателя воплотил в организации дальней бомбардировочной авиации. Он массово и активно привлекал в ее ряды гражданских специалистов, как более подготовленных в осуществлении поставленных перед ним задач. Ради увеличения учебных часов для освоения полетов в любую погоду и ночью по радиосигналу, Голованов отменил вверенном ему полку строевую подготовку, которая в обычных армейских частях занимала чуть ли не половину времени в боевой подготовке личного состава. За такое нарушение следовало снятие с должности командира части с дальнейшими оргвыводами, что и предложила строгая армейская комиссия. Но на удивление всем, все осталось по-прежнему. Дальняя бомбардировочная авиация любимое детище товарища Сталина и он продолжил эксперимент ее развития в том виде, как его воплощал Голованов. Представьте себе, как в части РККА армейский устав воплощается гражданскими людьми, вдруг ставшими военными. Для гражданских и притом взрослых людей это как игра, правила которой по новому их статусу необходимо изучить и «играть» в дальнейшем только по ним, но они одержимы другим, более важным: летать в слепую и по радиосигналу приводить боевую машину на цель. Да и время поджимает: дыхание войны ощущается повсюду. Лишь бы успеть! Хотя дисциплина и субординация непререкаемы, но отношения между собой остаются человеческими, приятельскими, как в гражданской авиации!
Началась война. И кадровые и гражданские «летуны», заделывая бреши в воздухе и на земле под натиском наступающего врага, на тяжелых и не поворотливых бомбардировщиках днем, не предназначенных для этого, «горели» целыми полками. Сталин, хотя и не сразу, подчинил дальнюю бомбардировочную авиацию Верховной Ставке, то бишь себе. И с момента образования 5 мая 42 г Авиации Дальнего Действия генерал Голованов уже не знал других начальников над собой, кроме Верховного Главнокомандующего. Переведя боевую работу своих соединений на «ночной образ жизни», что и задумывалось до начала войны, он сберёг ни одну жизнь «летунам», сократив потери более чем в 7 раз. Материально-техническое обеспечение и обслуживание АДД было поставлено на высочайшем уровне. Цель одна – оперативно и полно выполнять тактические, стратегические и даже политические задания Ставки. Общаясь тесно со Сталиным, Голованов, как самый прилежный «студент» внимал своему умудренному учителю и подражал во всем: как тот вел дела, как ставил задачи, как их разрешал, как принимал решения и, самое главное, как относился к окружающим его людям и тем, которым поручал неотложные дела для общего дела. Все это он воплощал во вверенных ему частях по «образу и подобию», и добивался весомых результатов. Он был далек от «репрессивного» стиля руководства, и репрессий и зверств не было в его частях. К людям в АДД относились по человечески, это стимулировало и раскрывало потенциал личного состава в боевой работе. Как бы мы сейчас не относились к политработникам в войну, в АДД комиссары были в почете из-за высоких человеческих качеств. Генерал-майор Федоров яркий тому пример. Голованов добился от Ставки, что бы сбитым «летунам» никоим образом не препятствовали возвращению в их части разного рода «карающие» органы. Он берег свои кадры. В воспоминаниях отца это прослеживается неоднократно. Даже в том числе и затронутой нашим уважаемым критиком своей «никчемностью» главу «Два часа строевой». Иван Васильевич Родионов командир полка – воплощение головановского стиля: механик Мутин, более полезен у своей «восьмерки», чем заниматься муштрой за надуманную провинность! Это проявлялось, видать, даже в мелочах. В штрафбат ребят отправляли. Отправляли, как правило, за причиненный материальный ущерб и людские потери «по разгильдяйству». Это и отражённо в воспоминаниях.
И по сравнению с недавно выпущенным документальным сериалом Виктора Правдюка «2-я Мировая, день за днем» АДД является чуть ли не единственным «светлым» пятном в этом жертвоприношении на алтарь Победы и то никоем образом в данном сериале не упомянутом. Репрессивного опыта Голованов не имел, взяться ему не откуда было, а по сему, зверств в его частях не наблюдалось. Вот за это Голованова и невзлюбили другие. И, навешав на него ярмо «серого кардинала» за его незапятнанность в делах расправных, что по статусу вменялось как будто бы в рвении преданности делу Ленина-Сталина, его и «опустили» с главного маршала до «нищенствующего» пенсионера в подходящий момент, сделав «огородником» для выживания себя и своей семьи. «Изменения» в головановских частях начались после его смещения. Тогда многих маршалов отправили на несвойственные им понижающие должности. Положение в частях бывшей АДД стали «выправлять», как должно быть в частях РККА, с марта 1948 года. И трагедия Павла Горинова тому свидетельство. Голованов стал изгоем в ряду маршалов победителей, его невзлюбили по весьма весомой причине, он берег людей, вверенных ему, по сравнению с другими, при этом добивался весомых результатов.
Модель отношений между людьми в частях АДД, выстроенная ее командующим Головановым по «образу и подобию» от товарища Сталина, неожиданно раскрывают лучшие качества Верховного главнокомандующего для современника в годы войны, что довольно таки трудно отыскать в потоке книжной информации на тему Сталина, обрушившуюся на нас. «Хозяин» многогранен, и для того, чтобы в полезных людях раскрыть их необходимый потенциал для блага Победы, он мог быть, оказывается, и «эталоном» человечности для подражания. Голованов же это принял за «чистую монету», а в его доблестных частях это стало нормой.
Читатель сей «отповеди» непременно воскликнет: - «Во! До чего этот писака дошел, даже самого Сталина к своему «опусу» приплел!» Но, господа, чего тут скромничать, коль в доказательство «никчемности» его писанины, шедевр самого Стенли Кубрика в назидание приурочили! Однако сведущий в истории на примере АДД непременно этому останется не равнодушным. Свидетельства, представленные Вам о той среде, людях и времени очевидца - глазами технаря в чине сержанта – есть цель и суть этой небольшой книжки.
И хотя автор данных воспоминаний свою судьбу не выбирал, за него это война сделала, но ему весьма повезло, он воевал среди этих людей, закаленных головановским духом и им же пропитался. Да же в главе «Непрошенные гости пана поляка», которую вообще можно было опустить по мнению уважаемого критика, просматривается политическая подоплека, так важная на сегодняшний момент в отношениях сопредельных наших государств России и Польши: как себя вели рядовые победители из АДД на территории другого государства, раннее оккупированной фашистами. Какой поляк сидел на «равных» за столом с заклятыми швабами? И ведает она о родстве душ наших народов. И в другой главе «О совестливом и набожном пане» эта тема только развивается: какой поляк мог пожаловаться во время оккупации на ненавистного шваба другому швабу? Но пришло время и стало возможным искать «защиту» у «нового оккупанта», как в былые незапамятные времена. Просто пожалуйся и меры будут приняты, от которых сам жалобщик ужаснется! Но главное то, что и те и другие стараются при этом остаться людьми! Вот вам и драматизм, и смысл высказанного в воспоминаниях простого авиамеханика. И так каждая «байка» отцовская имеет смысл, явный и скрытый, и степень его осмысления у каждого свой, и зависит от желания и готовности это сделать.
Наш уважаемый критик «критикует» по явному: подвиг «на задворках» и это не скрывается. Так как подвиг летного состава конечный, значит весомей, а подвиг технаря промежуточный, и не обязательно приводит к подвигу конечному. Этот подвиг и становится подвигом только по обобщённому конечному результату. И поэтому автор здесь весьма скромен и о своих подвигах даже не упоминает, предоставив это сделать другим. Драматизм вперемешку с комизмом (ну что тут поделать – был такой случай), да притом не достигнув апогея, так и гаснет по «неожиданному» окончанию войны, это уже и не беда автора, а всеобщая радость! А остальное уже не в «тему», можно и не писать. И к тому же все это «попахивает» пренебрежением к своим читателям, ибо автор всячески избегает какой-либо оценки, как людей, так событий и обстановки в целом и самого себя во всем этом. Но от уважаемого критика ускользнуло: автор ненароком сам того не ведая предлагает это сделать самому читателю на основании написанного и того личного духовного багажа, который у каждого имеется. Автор просто рассказывает о себе в годы военного лихолетья, о том, что врезалось в память неизгладимым ярким следом и позволило остаться ему на уровне здоровой психики. По сути негативного в воспоминаниях весьма мало, все преподносится в позитивном духе, даже плохое. Оценивать прошлое возможно только со временем, и трудно это сделать, не опираясь на мораль настоящего времени. А мораль порочна и постоянством не обременена, что не скажешь о врожденной духовности каждого из нас. Она либо есть эта духовность, либо ее воспитать за непродолжительную жизнь практически нельзя, она только генетически переносится от тысячелетних устремлений человечества быть человечными. Просто в критический момент все равно проявится истинное нутро, звериное или человеческое – это уже следствие от него, какой бы духовностью не облагораживайся извне до этого. И мне кажется, что отец до сих пор живет теми событиями и тем временем. Поэтому отношение его к прожитому безусловно - так было. И это внутренне им принято естественно. И менять что-либо из прошлого ему без нужды. Поэтому и оценок нет. Не к чему они.
На форуме сайта «авиаторы второй мировой» a2m.ru я многократнейше прошу форумчан по мало-мальскому факту о военном прошлом их родных его обнародовать. Ибо это и есть правда – «это было на самом деле». Но счетно: «Ведь тогда любой «солдат обоза» может написать книгу о не бывалой «личной войне» и не замеченном подвиге». Вот не пишут же! А то бы могли узнать, каково это в обозе быть! Видать уже и некому писать. А их потомкам не досуг, считают это малозначимым для себя, или про это просто не ведают. И поэтому мы многого не знаем… Живой правды не знаем.
С гордостью за отца своего, его сын.
