wlad_ladygin в 39. Что было, то было… Разбирая старые письма. Стрелок-радист Кулаков… В посте за №11 я привел схему аэродрома Ваенга, на которой указано место гибели ГСС Лапса. Наконец обнаружился и автор этой схемы. Это стрелок-радист 42-го ап ДД Кулаков. Правда пока без имени и отчества. Но надеюсь, что это временно. И так, привожу фрагмент письма стрелка-радиста Кулакова своему бывшему командиру 42-го ап ДД Бабенко А.Д.
«…В 42 ап я прибыл из Бузулука в сентябре 1942 г. А всего нас прибыло сразу экипажей 12 или 15. В полку была создана тренировочная группа и во главе ее был капитан Нехай. После соответствующей тренировки наш экипаж во главе с Кибальником попал в 1 АЭ, командиром которой был майор Федоров. С Кибальником довелось сделать 15 б/в и на 15-том, действуя с Тупошное (наш аэродром раскис) при перелете линии фронта, возвращаясь уже после выполнения б/задания, наш самолет был подожжен. Помню - линия фронта была извилистой, и участок линии фронта пришлось перелетать не поперек, а как-то вроде вдоль на очень малой высоте. Я отчетливо видел, как наши и немцы сильно обстреливали друг друга. Бал открыт огонь и по нам, как я полагаю и нашими и немцами.
Наконец линию фронта мы прошли, и по команде штурмана Кравченко я радировал об этом на КП. Затем я почувствовал запах гари и, боясь быть осмеянным, осторожно доложил командиру, у нас какой-то запах чудной в самолете. Штурман Кравченко, услышав мои слова, сказал:
- Роман, горелой резиной так и прет!
Тут же Кибальник сказал резко:
- Володя, смотри площадку. Идем на вынужденную!
Я обратился к штурману:
- Скажи, где мы находимся, я быстро сообщу на КП.
Взглянув на бомболюк, я увидел, как из внутренних отсеков левой плоскости снопом летят искры прямо под сиденье командира. Немедленно доложил Кибальнику, а он ответил:
- Вижу - тут же последовала команда: - Покинуть машину!
Что я и сделал. После раскрытия парашюта я огляделся и увидел – наш самолет, идущий к земле под углом 35-40° и около него свободно падающего человека. Потом выяснилось, что это был командир Роман Афанасьевич Кибальник. Он по какой-то причине не раскрыл парашют и погиб. Это было 22 апреля 1943 г. около 4 часов утра в полукилометре от деревни Большие Ледники, что в 8 км от города Старица Калининской области.
В эту же ночь у капитана Васильева тоже было несчастье – его подбила зенитная артиллерия, он остался жив, а экипаж его весь погиб. По возвращению в полк нас объединили под командованием Васильева. С ним действовали интенсивно до времени, когда наш полк разделили на 42-ой и 108-ой. Васильева назначили командиром АЭ, а стрелком–радистом к нему Ермилова, меня же стрелком-радистом к Вам.
По неизвестной причине Васильев погиб вместе с экипажем в первый же вылет и тут же из Якушева мы перебазировались в Выдропужск, а затем вскоре оперативная группа 36 АД перелетела через Ягодник в Ваенгу.»
О гибели Василия Васильевича Васильева, посмертно удостоенного звания ГСС, я расскажу в другой раз, да и факт гибели его экипажа весной 43-го для меня не известен. И далее:
«Так вот в Ваенге произошло печальное событие, во время которого я был ранен. Цель была Водопад р. Западной Лицы. Там был какой-то укрепрайон. Находился он от Ваенги недалеко. После выполнения б/задания мы пришли на свой аэродром и Уржунцев уже зажег АНО. Вдруг замечаю, наши зенитки открыли сильный огонь, а по радио слышу команду:
- В воздухе самолет противника, идти всем в зону ожидания!
Докладываю командиру, а сам напрягаю зрение и держу пулемет наготове. Тоже самое приказал и стрелку. Мы бы эту проклятую бомбу вовремя заметили бы и обезвредили. Раза два такое было у нас с Васильевым. Один раз зависло сразу три штуки, и мы со стрелком Биенко успешно сбросили их. А тут такое неблагоприятное стечение обстоятельств. Штурман Петренко должен был продублировать сбрасывание бомб аварийным сбрасывателем. Он же этого не сделал. Делаем круги в зоне ожидания. Последовала команда «Посадку разрешаю», которую передаю Уржунцеву. Со словами:
- Ну, вот и отлично! – командир стал сажать машину на «Т». А в это время я стал быстро записывать переданные и принятые радиограммы бортжурнал. Осветил переноской бомболюки, я ничего там не заметил. При посадке что-то сверкнуло, и я потерял сознание. Когда очнулся, смотрю - груда металла, броня, на которой я стоял, завернута в «улитку». Хочу куда-то бежать, но нет сил. А в ногах лежит и стонет стрелок Козлов. Слышу, как подъехала машина, слова команды. Поднимают обломки, извлекают Козлова, а затем меня. Слова Бабенко в беседе с летным составом:
- На миру и смерть красна! …»
В этом злосчастном полете штурманом летел Петренко. Это тот самый штурман, который упоминался мной в посте за № 30 из экипажа младшего лейтенанта Милавина и которого не мог вспомнить мой отец. Именно Ил-4 за №25 42-го ап ДД готовил батя со своим техником Тимофеем Гусевым. Более подробно об экипаже Милавина можно прочитать в посте за № 4 часть 1.
«…В 42 ап я прибыл из Бузулука в сентябре 1942 г. А всего нас прибыло сразу экипажей 12 или 15. В полку была создана тренировочная группа и во главе ее был капитан Нехай. После соответствующей тренировки наш экипаж во главе с Кибальником попал в 1 АЭ, командиром которой был майор Федоров. С Кибальником довелось сделать 15 б/в и на 15-том, действуя с Тупошное (наш аэродром раскис) при перелете линии фронта, возвращаясь уже после выполнения б/задания, наш самолет был подожжен. Помню - линия фронта была извилистой, и участок линии фронта пришлось перелетать не поперек, а как-то вроде вдоль на очень малой высоте. Я отчетливо видел, как наши и немцы сильно обстреливали друг друга. Бал открыт огонь и по нам, как я полагаю и нашими и немцами.
Наконец линию фронта мы прошли, и по команде штурмана Кравченко я радировал об этом на КП. Затем я почувствовал запах гари и, боясь быть осмеянным, осторожно доложил командиру, у нас какой-то запах чудной в самолете. Штурман Кравченко, услышав мои слова, сказал:
- Роман, горелой резиной так и прет!
Тут же Кибальник сказал резко:
- Володя, смотри площадку. Идем на вынужденную!
Я обратился к штурману:
- Скажи, где мы находимся, я быстро сообщу на КП.
Взглянув на бомболюк, я увидел, как из внутренних отсеков левой плоскости снопом летят искры прямо под сиденье командира. Немедленно доложил Кибальнику, а он ответил:
- Вижу - тут же последовала команда: - Покинуть машину!
Что я и сделал. После раскрытия парашюта я огляделся и увидел – наш самолет, идущий к земле под углом 35-40° и около него свободно падающего человека. Потом выяснилось, что это был командир Роман Афанасьевич Кибальник. Он по какой-то причине не раскрыл парашют и погиб. Это было 22 апреля 1943 г. около 4 часов утра в полукилометре от деревни Большие Ледники, что в 8 км от города Старица Калининской области.
В эту же ночь у капитана Васильева тоже было несчастье – его подбила зенитная артиллерия, он остался жив, а экипаж его весь погиб. По возвращению в полк нас объединили под командованием Васильева. С ним действовали интенсивно до времени, когда наш полк разделили на 42-ой и 108-ой. Васильева назначили командиром АЭ, а стрелком–радистом к нему Ермилова, меня же стрелком-радистом к Вам.
По неизвестной причине Васильев погиб вместе с экипажем в первый же вылет и тут же из Якушева мы перебазировались в Выдропужск, а затем вскоре оперативная группа 36 АД перелетела через Ягодник в Ваенгу.»
О гибели Василия Васильевича Васильева, посмертно удостоенного звания ГСС, я расскажу в другой раз, да и факт гибели его экипажа весной 43-го для меня не известен. И далее:
«Так вот в Ваенге произошло печальное событие, во время которого я был ранен. Цель была Водопад р. Западной Лицы. Там был какой-то укрепрайон. Находился он от Ваенги недалеко. После выполнения б/задания мы пришли на свой аэродром и Уржунцев уже зажег АНО. Вдруг замечаю, наши зенитки открыли сильный огонь, а по радио слышу команду:
- В воздухе самолет противника, идти всем в зону ожидания!
Докладываю командиру, а сам напрягаю зрение и держу пулемет наготове. Тоже самое приказал и стрелку. Мы бы эту проклятую бомбу вовремя заметили бы и обезвредили. Раза два такое было у нас с Васильевым. Один раз зависло сразу три штуки, и мы со стрелком Биенко успешно сбросили их. А тут такое неблагоприятное стечение обстоятельств. Штурман Петренко должен был продублировать сбрасывание бомб аварийным сбрасывателем. Он же этого не сделал. Делаем круги в зоне ожидания. Последовала команда «Посадку разрешаю», которую передаю Уржунцеву. Со словами:
- Ну, вот и отлично! – командир стал сажать машину на «Т». А в это время я стал быстро записывать переданные и принятые радиограммы бортжурнал. Осветил переноской бомболюки, я ничего там не заметил. При посадке что-то сверкнуло, и я потерял сознание. Когда очнулся, смотрю - груда металла, броня, на которой я стоял, завернута в «улитку». Хочу куда-то бежать, но нет сил. А в ногах лежит и стонет стрелок Козлов. Слышу, как подъехала машина, слова команды. Поднимают обломки, извлекают Козлова, а затем меня. Слова Бабенко в беседе с летным составом:
- На миру и смерть красна! …»
В этом злосчастном полете штурманом летел Петренко. Это тот самый штурман, который упоминался мной в посте за № 30 из экипажа младшего лейтенанта Милавина и которого не мог вспомнить мой отец. Именно Ил-4 за №25 42-го ап ДД готовил батя со своим техником Тимофеем Гусевым. Более подробно об экипаже Милавина можно прочитать в посте за № 4 часть 1.
