«Прошли экзамены. Нам всем присвоили сержантов, но в действующую отправлять почему-то не спешили. Занимались разного рода хозяйственной работой при школе. А в разгар мая 42-го наше классное отделение было направлено на стажировку под Свердловск, где располагался аэродром подскока, который в тот момент был придан эвакуированной академии имени Жуковского.
Привез нас в академию, а попросту на ее летное поле, старший лейтенант еще утром и приказал дожидаться его у шлагбаума на пропускном пункте. Солнце стало палить нещадно, хотя был май, напиться было негде, не то чтоб что-то там пожрать. Сидим ждем, а лейтенант о нас вспомнил лишь под вечер. Повел сразу в столовую, располагающуюся в большой землянке. Встретила нас, ошарашенная от столь позднего и нежданного визита, легендарная бабуся. Она в свое время потчевала не менее легендарных папанинцев, за что и была награждена орденом Трудового Красного Знамени.
– Чем же я вас, соколики, кормить-то буду? – сокрушалась пожилая женщина. – Вот, у меня только пшенная каша и осталась!
– Давай, бабка, пшенную кашу! – обрадовано загалдели мы, целый день ничего во рту не державшие.
Бабуся не пожалела, обильно приправила ее маслом и… перестаралась. Я к утру соскочил со своего лежака от сильнейшего желания немедля посетить отхожее место. Кое-как добежал до уборной, но когда спешил, то заметил, что многие из нас так и не донесли то, от чего так спешили избавиться, до места назначения. А утром, под издевательские смешки «аборигенов» аэродрома, пришлось нам наводить порядок вдоль пути от большой землянки, в которой нас поселили, до места, куда и цари пешком ходят.
Так началась наша стажировка. Меня определили на первые десять дней в «подмастерья» к технику на «Мессершмитт Ме-110». Затем к технику бомбардировщика «Дорнье Do-217», Последним был транспортник «Дуглас Си-47».
На этом аэродроме располагался весь летный арсенал академии, собранный со всего мира. Иностранная техника была в родной экипировке, например, «немцы» с крестами и со свастикой, «американцы» со своей белой звездой с полосами и т.д. Был там и деревянный самолетик Долорес Ибаррури, который, как нам рассказали «аборигены», товарищ Сталин ненароком обменял у нее на отечественный. Он был двухмоторным, с фюзеляжем из перкаля, выкрашенного в зеленоватый цвет. Но что поразило меня, так это то, что материал фюзеляжа крепился на его каркас молниями, как одежда какая-то.
В это время полным ходом шла доводка истребителя Як-7Д, который должен был наконец-то по скорости и прочим параметрам превзойти Ме-110. Работа кипела. Конструкторы, инженеры и прочие спецы не покидали аэродром. Испытания прошли успешно и результат был достигнут. Но… необходим был еще и пропагандистский эффект. В действующих частях требовалось поднять боевой дух путем демонстрации кино с сюжетом, как наш ас на Як-7Д расправляется с Ме-110. К моему «Мессершмитту» были прикреплены две увесистые дымовые шашки. Летчики подняли свои «як» и «мессер» и разыграли потешный бой. Киномеханик крутил свой аппарат, снимая кино с земли. Но когда была дана режиссером команда, запалить шашки, эффекта не оказалось. Слишком большая скорость была у извивающихся в небе машин, и необходимого дыма от «горящего мессера» просто не случилось.
На следующий день попытку повторили, но вместо дымовых шашек мы к «мессеру» прикрепили два здоровенных фанерных куля с сажей, привезенных откуда-то. Протащили в кабину летчика тросик для открытия заслонок в кулях и отправили «немца» в небо на неминуемую его «погибель». Спектакль был разыгран как по нотам: после серии пилотажных фортелей летчик «Мессершмитта», дернув за тросик, учинил за собой шлейф черного дыма, пикернув при этом за опушку леса, за которой рванули заранее приготовленные бочки с горючим. Но когда оба летчика вылезли из своих машин на твердую землю, встречающие их люди попадали от смеха. Взлетали летчики европеоидной расы, а приземлились сущими неграми. Только глаза да зубы блестели на измазанных сажей, довольно улыбающихся физиономиях. После этого славного спектакля мы несколько дней драили от сажи наши машины.
Что касается «Дорнье Do-217», то вспомнить особо ничего не могу. Только то, что летала на нем летчица Ольга Васильевна Ковалева. Это была женщина уже немолодая, с сединой в волосах, весьма энергичная и по характеру требовательная. Скорее всего, на этом «Do-217» проводились какие-то исследования на предмет грузоподъемных возможностей данной машины. И мы часто загружали этот самолет каким-то однообразным грузом, но в разном количестве по весу.
А вот на «Дуглас Си-47» случилось нечто, что дало мне возможность прочувствовать на собственной шкуре, как волосы встают дыбом на голове. Мой товарищ из нашего отделения, с которым мы попали потом в 42-й авиаполк дальнего действия, по фамилии Ватолин (имени его, к сожалению, не помню) попросил показать ему «Дуглас Си-47». Помню только то, что мы уселись в кресла летчиков и я что-то там рассказывал про приборы. А затем достал ракетницу – вот, смотри, дескать, что тут имеется, взвел курок и направил ее на товарища с желанием непременно на него нажать. Но в последний момент почему-то просто переломил ракетницу и… обомлел. О, мама родная! В стволе была… ракета! От ужаса, что могло бы быть секундами раньше, у меня волосы на голове встали дыбом. Нас обоих из кабины как языком слизало. Опомнились только тогда, когда были в нескольких десятках метрах от самолета и по разные стороны от него. Я хоть неверующий, но мой ангел-хранитель по жизни неоднократно меня порой «за уши» из разных переделок вытаскивал. Вот и думай, есть ли Бог на свете или это только сказки?
У меня была возможность совершить перелет на Си-47 в составе экипажа до Москвы и обратно. К этому времени дети работников академии закончили учебу в школах Свердловска и отправлялись в Москву на каникулы. Но не судьба: я поздно обратился с данной просьбой к командиру экипажа. Он только мне посочувствовал, так как полетные документы уже были оформлены, а переоформлять их – затея не из легких.
На аэродроме был единственный ангар. В нем стоял особый самолет. Как нам рассказали «аборигены», при испытании в момент приземления у него сломались стойки шасси и он сел на «брюхо». Пилотировал его летчик-испытатель, по национальности грузин. Самолет этот был из первых реактивных. И приближаться к ангару нам было строго-настрого запрещено. Во время нашей стажировки полетов на этой технике не производилось.
По окончании стажировки мы вернулись в Челябинскую военную школу авиамехаников. Между хозяйственными работами, которые для нас уже стали обыденным занятием, нас начали знакомить по плакатам с Ил-2.»
P.S. nbsp; Но форуме a2m.ru было высказано предположение, что реактивный самолет, который так тщательно укрывали в ангаре от посторонних глаз, - это истребитель БИ-1. А летчик-испытатель этого самолета был не «грузин», а грек Григорий Яковлевич Бахчиванджи, Герой Советского Союза, погибший при испытании этого «злосчастного» истребителя в 27 марта 1943 года, при срыве машины в крутое пике. Причина гибели летчика выяснилась через несколько лет. Было выявлено явление затягивания самолета в пике при испытаниях модели в аэродинамической трубе больших скоростей. Поэтому Бахчиванджи и не смог справиться с самолетом в том полете, столкнувшись впервые с этим явлением.